Ситников Константин - Эликсир Жизни
Константин СИТНИКОВ
ЭЛИКСИР ЖИЗНИ
Заключительные органные аккорды мощной волной прокатились под
высокими каменными сводами и смолкли. Еще несколько мгновений в воздухе, в
стенах и в самой глубине моего существа сохранялась остаточная вибрация,
но постепенно и она сошла на нет. Я открыл глаза и увидел, что между
рядами церковных скамеек ко мне пробирается сторож-горбун. Я был один в
полутемном притворе. Не дожидаясь, пока старик доковыляет до меня, я
повернулся и вышел на улицу.
Мне слегка нездоровилось, носовые пазухи были как будто ватой забиты.
Два раза чихнув с надрывом, я вытер губы клетчатым платком и сунул его в
рукав джинсовой курточки. Сказывались последствия многочасового воздушного
путешествия в пронизывающей насквозь воздушной струе.
Узкие улочки старого города были наполнены сумерками. Задрав голову,
я с трудом разглядел, что короткая фигурная стрелка настенных часов
показывает десять. Позеленевший от старости готический шпиль церкви
Святого Духа склонялся надо мной, готовый вот-вот упасть прямо на меня.
До полуночи оставалось еще два часа, и мне предстояло где-то провести
их. Я прошел мимо средневековой аптеки с жестяной вывеской, пересек
небольшую площадь, выложенную булыжником, и в задумчивости остановился
возле одного из каменных столбов Ратуши. В него было вбито тяжелое
железное кольцо, слишком узкое для человеческой шеи, однако
предназначенное именно для того, чтобы приковывать к позорному столбу
преступников. Наверное, это были очень тощие и голодные преступники с
худыми, жилистыми шеями.
Крошечное кафе в Ратуше было открыто. Возле него, на воздухе, стояло
несколько молодых людей: каждый с чашечкой кофе в одной руке и сигаретой в
другой. Внутри было темно, тусклый красный светильник в виде фарфорового
купидона плавал в слоистых облаках табачного дыма. Я с трудом протиснулся
к стойке и заказал кофе без сахара. Кофе был дорогой и горький до кислоты
во рту. Я выпил две чашки и, чувствуя головокружение, вышел на свежий
воздух. Странным образом в тесноте крошечного кафе я чувствовал себя более
одиноким, чем в пустой церкви, наполненной звуками органа.
Прошло всего полчаса. Подумав, я решил, что, пожалуй, уже не успею
сходить в церковь Александра Невского на Замковом холме. И еще я подумал,
что, вероятно, больше никогда не увижу его, несмотря на все уверения
Магистра. Но если я о чем-то и жалел, то только об этом. Все остальное
давным-давно потеряло для меня всякое значение. Я смотрел на редких в этот
час прохожих, и меня самого пугало то безразличие, какое я к ним
испытывал. Впрочем, что им было до моего безразличия?
В половине двенадцатого я вернулся на Ратушную площадь, уже полностью
опустевшую. В тесном переулке позади Ратуши было темно и холодно. От
глухой каменной стены тянуло сыростью. На противоположной стороне горбатой
улочки, в сплошном ряду средневековых домов, находился городской музей
пыток. Низкая дубовая дверь была заперта. Литая бронзовая ручка отдавала
холодком, вызвавшим у меня легкий озноб.
Короткая дрожь, похожая на судорогу, прошла по моему телу.
- Надеюсь, ты не забыл заклинание? - спросил Магистр.
Его резкий, скрипучий голос раздался, как всегда, неожиданно: разве
можно привыкнуть к голосу, звучащему у тебя прямо в голове? В нем
явственно слышалась насмешка.
- Я помню, - кротко сказал я.
Сейчас мне не хотелось препираться с Магистром.
- Тогда чего же ты ждешь? - спросил он раздраженно.
- Когда ты, ап-чхи! угомонишься.
Он сердито замолчал.
Я прого